Прошло еще три года, прежде чем дядька умер. Таким образом, он стал самым долгоживущим Верн-Смитом. Приходящая домработница нашла его утром в один из апрельских дней 1976 года. Он лежал на полу на верхней площадке черной лестницы. Причиной смерти было внутримозговое кровоизлияние. В тот год Эдаму было девятнадцать, он учился на первом курсе университета и приехал домой на пасхальные каникулы. После кремации, пока немногочисленные родственники печально разглядывали цветы, поверенный дядьки, его партнер по адвокатской практике в Ипсвиче, заговорил с Льюисом и высказал предположение, что тому известно содержание завещания. Полностью уверенный в том, что собственник — он, Льюис отмахнулся от разговора, заявив, что негоже обсуждать эту тему в такой день. Поверенный кивнул и ушел.

Через неделю Эдам получил письмо, в котором сообщалось, что по завещанию скончавшегося двоюродного деда он является единственным выгодоприобретателем. Денег никаких не было, Хилберт истратил все, что у него было, на покупку пожизненной ренты, но Уайвис-холл со всем содержимым перешел в полное владение Эдама.

На Северной кольцевой было затруднено движение, а у Строунбридж-парка и Хэнгер-лейн образовались пробки. Но Льюис проявил благоразумие и выехал с большим запасом времени. Эдам очень удивится, когда увидит его. Наверное, решит, что что-то случилось с матерью и что Льюис прибыл в аэропорт в качестве печального вестника. По сути, он и есть печальный вестник, только вот новость у него другого сорта. Стоя в пробке позади контейнеровоза, забитого немецкой мебелью, и арендованного грузовичка для самостоятельных переездов, Льюис не раз и не два возвращался к одному и тому же вопросу: как и почему эти кости оказались на кладбище для домашних животных. Если честно, он не допускал, что Эдам имеет прямое отношение ко всему этому. Более вероятным он считал то, что Эдам пустил в дом какой-нибудь нежелательный элемент или элементы, и за случившееся несут ответственность бродяги или хиппи — в окрестностях Уайвис-холла всегда было много хиппи.

Сам же Эдам, насколько видел Льюис, никогда не проявлял особого интереса к дому. И в этом тоже большая несправедливость. Он воспринимал внезапно свалившееся на него наследство как источник наживы. Когда пришло то письмо, Льюис едва не распечатал его. Почтовый штемпель, старомодный и точный обратный адрес (эсквайр [28] после фамилии, название дома, а также номер улицы) — все указывало на то, что письмо пришло от адвокатской фирмы Хилберта. Просто они ошиблись, только и всего, и отправили его сыну. Или, вероятно, Хилберт оставил Эдаму какую-то мелочь или сувенир…

Эдам еще дрых. Вот это Льюис всегда будет помнить, хотя остальное забыл. Но его охватила такая эйфория, что, вместо того чтобы накричать на сына и сдернуть его с кровати, он просто вошел к нему в комнату и положил письмо на тумбочку. Самое страшное заключалось в том, что за все это время у Льюиса не возникло ни малейшего сомнения в том, что именно он является новым владельцем Уайвис-холла.

Кажется, то была суббота, или Льюис не пошел на работу по какой-то иной причине. В общем, в тот день он был дома. Они с Берил сидели за столом и обедали, обсуждая, как поедут в ближайшее время в Уайвис-холл, чтобы проверить дом. И тут вошел Эдам. В то время, насколько помнит Льюис, он носил длинные волосы и бороду и напоминал, как и многие из его сверстников, какого-то причудливого предсказателя. В сознании Льюиса навсегда запечатлелась картина, как Эдам входит в столовую (вернее, в обеденную зону в гостиной): он одет, естественно, в потрепанные по низу джинсы и тунику без воротника с рисунком из спиралей разных цветов. Впоследствии Льюис жалел, что не съязвил по поводу того, что Эдам так поздно продрал глаза. Нет, он высказался по этому поводу, но добродушно. Господи, до чего же радостно на душе у него было!

— Ты вовремя, остались акриды и дикий мед.

Эдам произнес:

— Просто фантастика — старина Хилберт оставил мне свой дом.

— Да, забавно, — согласился Льюис. — Что он тебе оставил? Свой письменный стол? Ты всегда говорил, что он тебе нравится.

— Я не шучу, он оставил мне свой дом, как-его-там. Невероятно, правда? Я просто в шоке. Если хотите, прочитайте письмо.

Льюис выхватил у него листок. Его начало трясти. Там было четко написано: «…собственность, известная под названием Уайвис-холл в Нунзе, в графстве Суффолк, прилегающие земли…» Нет, это ошибка.

— Они перепутали тебя со мной, сынок, — мрачно сказал Льюис.

Эдам улыбнулся.

— Сомневаюсь.

— Ты сомневаешься? Да ты просто ничего не знаешь. Естественно, Уайвис-холл мой, всегда само собой разумелось, что он будет моим. Произошла путаница, неразбериха с именами, хотя, должен признаться, все это может потянуть на преступную халатность.

— Можешь им позвонить.

— И позвоню. Позвоню им сразу, как только доем.

Но Льюис так и не смог закончить свой обед. Кусок не лез ему в горло. А Эдам ел за обе щеки. Он в неимоверных количествах поглощал хлеб с маслом и ветчиной, заедал это маринованными огурчиками и запивал полпинтой молока. Льюис вышел в холл и позвонил поверенным Хилберта. Тот, кто был ему нужен, еще не вернулся с обеда. Эдам встал из-за стола и сказал, что, наверное, пойдет к Руфусу.

— Ты никуда не пойдешь, — заявил Льюис. — Я запрещаю тебе выходить из дома.

— Что-о? — протянул Эдам и ухмыльнулся.

Берил сказала:

— Эдам, подожди несколько минут, пока все не прояснится.

— Тогда чего он так разволновался, если уверен, что произошла ошибка?

Именно через десять минут, когда Льюиса соединили с нужным поверенным и тот заверил его, что никакой ошибки нет, он начал ненавидеть своего сына. Эдам произнес:

— Ты же не ждешь, что я буду сожалеть о том, что он оставил дом мне, а не тебе. Безусловно, я считаю, что он принял правильное решение.

— Разве ты не видишь, что это вопиющее беззаконие?

Эдам пребывал в радостном возбуждении. Ему хотелось поскорее поделиться с Флетчерами своей новостью. Льюис же кипел от ярости, обиды и потрясения.

— Можно мне взять машину? — спросил Эдам.

— Нет, нельзя! Ни сейчас, ни потом, мое решение окончательное!

Впоследствии Льюис построил схему, с помощью которой долю от Уайвис-холла могли получить все. Схема получилась не идеальной, это было совсем не то, на что он рассчитывал, причем далеко не то, но такой вариант был лучше, чем оставлять дом Эдаму. В конце концов, через неделю Эдам уедет в университет, а завещание еще надо утвердить, и вообще, почему бы ему с женой и Бриджит не ездить в Уайвис-холл на выходные? А Эдам мог бы проводить там летние каникулы. Льюис готов отремонтировать дом на собственные средства. Как-никак это родовое гнездо, и Хилберт наверняка предполагал, что Эдам будет делить его с остальными членами семьи. Они втроем, с Бриджит и Берил, будут ездить в усадьбу на выходные, можно справлять там Рождество. Зачем мальчишке, который еще учится в университете и не имеет никаких карьерных перспектив, зачем такому юнцу, как он, огромное загородное поместье?

— Я хочу продать его, — сказал Эдам. — Мне нужны деньги.

— Продай землю, — предложил Льюис.

— Я не хочу продавать землю. За нее много не выручишь, она сельскохозяйственного назначения. И кому она может понадобиться? — Было ясно, что Эдам уже разобрался во всех аспектах. — Нет, раз уж ты спрашиваешь… — У Эдама не было ни малейшего желания делиться своими планами с родителями. — Раз уж ты спрашиваешь, как только у меня будет время, я поеду туда, осмотрю дом, а потом выставлю его на продажу.

Эдам вернулся в университет. В то лето Льюису казалось, что он на грани нервного срыва. Он строил всевозможные планы, даже самые дикие. Он поедет в Нунз и захватит дом. Если понадобится, взломает дверь. Деревенские поддержат его — разве не они называли его «господин Льюис»? Разве не он законный наследник? Эдам никогда не посмеет силой отобрать у него дом. Со временем его фантазии разрослись до междоусобных войн средневековых баронов. Льюис практически представлял, как, одетый в доспехи и с булавой в руке, открывает массивную дубовую дверь, а Эдам едет верхом на вороном коне с разноцветным чепраком под седлом. Что до реальных действий, он проконсультировался у собственных юристов на предмет того, есть ли возможность оспорить завещание. Они посоветовали ему даже не пробовать. Льюис предпринял еще одну попытку переубедить Эдама, писал ему в университет длинные письма с мольбой согласиться на компромисс. Эдам звонил домой и просил мать повлиять на отца, чтобы тот прекратил трепать ему нервы, ведь у него сейчас сессия. Врач посадил Льюиса на успокоительные и посоветовал съездить куда-нибудь в отпуск.